Дуська замолчала и, подперев кулачком розовую щеку, о чем-то задумалась.
— Конечно, хорошо постоянно при себе мужика иметь, — снова заговорила она. — Все ж как за каменной стеной: И любить человека приятно… Вот их сколько, мальчиков, едет, — кивнула она на колонну, — целый полк, а я их всех люблю. Я все равно как мать для них. А они, мужики, не понимают, каждый со своей любовью лезет…
Дуська вздохнула, словно сказала: «Ох, уж мне эти мужики!»
— Значит, больше замуж не пойдешь? — спросил Вихров.
Дуська бросила на него быстрый взгляд.
— Почему? Пойду, если хорошего человека найду. Она провела несколько раз по лбу Вихрова теплой, лёгкой ладонью, а сама подумала: «Господи, господи вот бы мне такого мужа!..»
Позади них послышался конский топот. Равняя свою лошадь с линейкой, к Вихрову подъехала незнакомая девушка. Она перегнулась с седла и, заглядывая в его глаза своими глубокими синими глазами, излучавшими, казалось, необыкновенную ласку, тихо спросила:
— Ну, как вы себя чувствуете?
Это обращение и весь ее какой-то солнечный облик так приятно поразили его, что он в первую минуту не знал, что и ответить, и только с благодарностью смотрел на нее. «Видимо, это и есть Сашенька», — сообразил он.
— Ну как, лучше вам? — спросила она.
— Да. Благодарю вас за все, — сказал Вихров.
— За что?
— Вы сами знаете…
Было далеко за полдень. Солнце палило. Полк с музыкой и песнями входил в село.
Подле хат кучками толпился народ. Селяне, переговариваясь между собой, с любопытством поглядывали на буденновцев.
— Дывись, куме. В окулярах, — показывал на Кузьмича старик с посошком. — Мабудь, начальник якись?
— И хлопцы ж гарни! — говорила подругам чернобровая девушка. — А он якись удалец! Як квитка [30] на коне.
Голова полковой колонны завернула на площадь. Впереди послышался громкий голос Поткина. Ивану Ильичу было видно, как передние остановились и начали спешиваться. Он придержал Мишку и, повернувшись к эскадрону, подал команду:
— Сто-ой!.. Слеза-а-ай!.. Разводи по квартирам!
Бойцы, переговариваясь с высыпавшими на улицу девушками, с шутками и смехом разводили лошадей по дворам.
Харламов слез с лошади, отпустил подпруги и, кликнув Митьку Лопатина, повел лошадь к одиноко стоявшей хатке под соломенной крышей.
Когда они ввели лошадей во двор, их чуть не сшиб с ног выбежавший из хаты хозяин — немолодой уже человек в выгоревшей кавалерийской фуражке.
— Товарищи! Ах, братцы мои ридненькие! — приговаривал он, то обнимая Харламова, то прихватывая другой рукой Митьку. — Як же я вам радый! Ось довелось побачиться! Я те ж в кавалерии действительную служил.
— Кавалерист, стало быть? — улыбаясь и показывая белые зубы, ярко сверкавшие на черном, покрытом пылью и потом лице, спросил Харламов.
— Ахтырского гусарского имени Денис Давыдова полка младший унтер-офицер Евтушенко! — одним духом выпалил хозяин. — Эх, братцы, — продолжал он, — як побачу кавалерию, так аж сердце зайдется. Вот, ей-богу, зараз пишов бы до вас служить, да хозяйка в мене хворая, до лекарни отвиз… Эх, як же це я забалакався, та наиважнейше забув! — вдруг спохватился он. — А ну, проводьте коней.
Хозяин показал, где поставить лошадей, потом принес большую охапку душистого сена и, вытянув из колодца ведро воды, пригласил бойцов помыться с дороги.
— Так вы, братцы-товарищи, располагайтесь, як будто до дому заихалы, — говорил он, поливая из ведра на руки бойцам. — А мне до хозяйки треба. Я до вечера повернусь, а вы почивайте.
На крыльцо вышла черноволосая высокая девушка.
— Олеся, дочка моя, — пояснил хозяин Харламову, который, вытерев лицо суровым, расшитым по краям полотенцем, с любопытством смотрел на девушку. — Доченька, ты цих товарищей привечай. Нагортуй им добренько та коней не забувай.
Пообещав к вечеру обязательно возвратиться домой, хозяин запряг в телегу добрую, сытую лошадь и, прихватив баул «со сниданием для хозяйки», как он пояснил, рысью выехал за ворота, чуть не зацепив колесом Сачкова, который было уже шагнул во двор.
— Ну как, ребята, с квартирой? — спросил Сачков, входя к ним и оглядывая небольшой уютный двор.
— Хорошо, товарищ взводный. Хозяин дюже приветливый, — ответил Харламов.
— Да и дочка у него неплохая, — улыбнулся Митька. — Коням в сено муки подмешала.
— Так вот, ребята, знаете что? Я до вас еще одного человечка поставлю, — сказал Сачков.
— Кого это? — спросил Харламов.
— Новенького.
— Кривого, что ль?
— Да.
— Ну его, взводный! Места, что ль, ему не хватило?
— Да нет. Не успел встать на квартиру, как с хозяйкой поругался. А при тебе, Харламов, ему быть, как я понимаю, спокойнее.
— Я все ж не пойму, взводный: на что таких добровольцев принимают? — с недовольным видом сказал Харламов.
— Пострадавший он. В плену у Деникина был. Сказывает, пытали его. Так что, ребята, вы его не гоните. Со штаба полка ведь прислали.
— Ну, нехай идет, — согласился Харламов. — Только я хотел до Крутухи зайти.
— А чего он тебе занадобился?
— Хвалился — табаку хорошего достал.
— Ну что ж, сходи, Лопатин-то здесь будет?
— Тут.
— Ну и порядок… Так ты, Лопатин, смотри, — обратился Сачков к Митьке. — Смотри, чтоб новенький этот и с вашей хозяйкой не поругался.
— Будьте благонадежны, товарищ взводный, — успокоил Митька. — Как-нибудь договоримся.
— Ну то-то… Да, ребята, Сидоркина не видали?
— Нет, товарищ взводный, не было, — сказал Харламов. — А на что он вам?
— Со штаба полка приказ — выделить коновода квартирмисту товарищу Гобаренко. Так командир эскадрона приказал Сидоркина послать.
— Зачем же такую заразу посылать? — удивился Митька.
Сачков укоризненно покачал головой.
— Какой же ты непонятливый? Товарищ Гобаренко — человек серьезный, партийный. Воли ему не даст. А за одним только глядеть — это ведь не за взводом. Смотришь, и исправится, человеком станет.
— А ведь верно, — сказал Митька. — Как это я пе додумал!
Сачков и Харламов пошли со двора.
Кузьмич и Климов с мрачным видом сидели на лавочке за воротами. С обедом у них явно не ладилось. Короче говоря, они попали на плохую квартиру.
— Это, факт, вы виноваты, Василий Прокопыч, — гудел недовольным басом Кузьмич. — Вы сказали: вот, мол, хороший дом, встанем здесь. Вот и встали на евою голову. Теперь будем, факт, не евши сидеть.
— Да подите вы, Федор Кузьмич, — спокойно отвечал Климов. — Вы завсегда валите на других. Я только вошел в хату, гляжу, вредная бабка, у такой не разживешься, и говорю вам: давайте переменим квартиру, а вы сказали: ничего, обойдется.
— Нет, это вы так сказали, Василий Прокопыч.
— Нет, вы!
— Вы!
— Ну и пес с ним! — отмахнулся трубач. — Вам виднее. Что пустое толковать! Вы бы, Федор Кузьмич, лучше пошли по деревне. Может, хворые есть. Все разжились бы кое-чего.
Лекпом смолчал. Он был тяжел на подъем. А так как он не ел со вчерашнего дня, то у него вообще не было желания двигаться.
Вблизи послышались шаги. Приятели подняли головы. По улице шел Харламов.
— Доброго здоровья, товарищ лекпом! — весело поздоровался он, подходя и присаживаясь сбоку на лавку. — Здравствуйте, Василий Прокопыч, — кивнул он трубачу.
— Здорово, — мрачно ответил лекпом.
— Чтой-то вы невеселые? — поинтересовался Харламов.
— Какое может быть веселье, когда в брюхе пусто! — с хмурым видом прогудел Кузьмич. — Человеку первое дело поесть надо. А мы с ним, — показал он на Климова, — со вчерашнего вечера не евши.
— Не может быть, — удивился Харламов. — Лучший дом на селе, а вы голодные? Гляди, богатство какое! — Он поднялся с лавочки, оглядывая большой новый дом под железной крышей.
— В том-то и дело, что богатый. Самые живоглоты живут, — сказал Кузьмич. — Одних коров шесть штук, да овец, да коней сколько. Нет, больше, факт, богатых не встану.
— А хозяин где?
— В подводах. Дома хозяйка с дочкой.
— Стало быть, не дюже приветили?
— Воды не выпросишь. Харламов нахмурился.
— Да-а. Скажи-ка, дело какое… Ну что ж, пошли, товарищ доктор, я вас накормлю.
— Далеко ли идти?
— Да на вашу квартиру. Кузьмич с досадой махнул рукой:
— Чего зря ходить! Ничего не даст, вредная бабка.
— Я на них, на вредных бабок, рыбье слово знаю, — успокоил Харламов. — Пошли в хату. Я верно говорю. Только вы, товарищ доктор, очки свои наденьте.
— Пойдемте, Федор Кузьмич, — поддержал Климов. — Он ведь такой… знает, где у черта хвост.
Лекпом посмотрел на Харламова, на Климова и вдруг поднялся с лавочки.
— Пошли! — сказал он решительно.
Гремя шашкой по ступенькам, Кузьмич первым взошел на крыльцо, толкнул дверь и ступил через порог. Посреди хаты статная молодайка, высоко подоткнув юбки, подтирала пол тряпкой.
